Основатель Capital Group Павел Тё рассказал шеф-редактору Tatler Альберту Галееву и о личном, и об общественном — например, проектах на Софийской набережной и на Бадаевском заводе. Это первое интервью Павла для глянца, по крайней мере длиннее одной страницы.
6 083 968 000 рублей по апокалипсическому курсу Центробанка на момент сдачи этого номера стоит самая дорогая квартира в Москве. В чуть более твердой валюте – почти восемьдесят два миллиона долларов. То есть по сто тысяч долларов за квадратный метр, а их в квартире восемьсот семьдесят восемь. Это самый просторный пентхаус в комплексе The Residences at Mandarin Oriental, Moscow, который на Софийской набережной строит Capital Group и который должен быть сдан в этом году, если все пойдет по плану (как будто в 2020 году еще что-то может пойти по плану).
Одно лишь описание пентхауса ценой с яхту Princess 35M и суперджет Gulfstream G650, вместе взятые, способно заново вселить в татлеровского человека веру в московские квадратные метры и даже в отечественный Центробанк. Интерьеры Пьер-Ива Рошона, шестиметровые потолки, дровяной камин в гостиной, отдельные комнаты ожидания для водителя и охраны. Хозяева могут подниматься домой каждый на своем лифте прямо с подземной парковки, на которой для их машин устроены закрытые боксы. Мелочь в наше лихое время, когда каждый желающий может получить выписку из Росреестра хоть про Шведский тупик, хоть про коттеджный поселок «Коттон Вэй», а все равно приятно.
Но даже жарче дровяных каминов татлеровскую душу греет все то, что находится за стенами пентхаусов. А там три ресторана высокой кухни, которые станут работать при отеле Mandarin Oriental: первую в России гостиницу уважаемой сети откроют в 2021-м в главном здании комплекса. Плюс сигарный салон, персональный сомелье, своя собственная улица бутиков, спа для автомобилей. Живое воображение корреспондента «Татлера» уже рисует картину того, как на все это достойное Белгравии благолепие посреди Болотного острова будет взирать с балкона сосед. А сосед здесь интеллигентнейший, тишайший – британский посол, его резиденция за забором. Правда, за стенкой – Кремлевской – имеется еще один, но там офис, а не жилье и тоже умеют себя вести. Разве что рубины Боровицкой башни блещут жильцам The Residences at Mandarin Oriental прямо в окна. Ну а на заднем дворе – Болотная площадь со сквером Восьмисотлетия Москвы и памятником «Дети – жертвы пороков взрослых». Тут тоже давно тихо.
Тем удивительнее, что этот кусочек московского рая все тучные нулевые провел в статусе долгостроя. «Тогда площадкой владела крупная страховая компания, – рассказывает мне сейчас основной акционер Capital Group Павел Тё. – В первый раз я начал переговоры о покупке году в 2003-м. Мы плавно перетекали из года в год, а они все выбирали, кому бы этот участок продать подороже. Чтобы вы понимали, в какой эйфории мы находились в то время: цена за площадку была около миллиарда долларов. Слава богу, что мы не договорились. А в 2008-м понимание у людей поменялось, ценности встали на место. У акционеров этой площадки, видимо, начались проблемы, и второй этап переговоров был уже с компанией А1, он тоже ничем не закончился. Последний раунд случился в 2014-м. Тогда ввели санкции, была паника полнейшая, доллар рос, экономика падала. Площадка отошла городу. И город разослал всем приглашения участвовать в тендере. Никто не заявился. Предложение висело, по-моему, полгода. Я в это время не бездействовал. Искал партнеров, деньги на приобретение. Когда у меня все срослось, город снял предложение и по закону я получил право разговаривать напрямую, без тендера. Так эта площадка наконец досталась мне. Целая эпоха прошла».
Вместе с эпохой изменилось и то, какой смысл москвичи вкладывают в понятие «трофейная недвижимость». «Люди попутешествовали, повидали хорошее, приобрели квартиры в Лондоне, в Нью-Йорке и стали понимать, что такое жилье премиум-класса, – говорит Павел. – Образцы такого жилья – это One Hyde Park у Гайд-парка в Лондоне и резиденции на вершине Time Warner Center у Центрального парка в Нью-Йорке (ими, кстати, тоже управляет Mandarin Oriental). Вид – это сейчас первый фактор, влияющий на принятие решения о покупке жилья премиум-класса. Понятно, что, имея площадку с видом на Кремль, мы по этой характеристике проходили. Второй фактор – это окружение. И с этим случаются проблемы даже на Западе. Если, например, посмотреть на тот же One Hyde Park: да, есть видовые характеристики, но окна на противоположной стороне выходят на шестиполосную дорогу, соседние дома требуют реновации. Это большие минусы для проекта. Ну а третий фактор – это сервис».
Интересуюсь, отчего для обеспечения сервиса была выбрана азиатская гостиничная сеть. Есть множество других хороших отельеров, не представленных еще в России и с сервисом более близким сердцам обладателей суперджетов Gulfstream G650. Скажем, почтенное французское семейство Дессень-Барьер – его гостиницы в Довиле, Каннах, на Сен-Барте давно родные для татлеровского человека. Или взять семью Эткер, в чьих владениях в Куршевеле, Париже, на Кап-д’Антиб наши люди тоже чувствуют себя как дома. В конце концов, есть ведь сеть Aman, которая принадлежит совсем не чужому Павлу человеку, его бывшему партнеру по застройке московского Сити, а теперь реноватору майамского района Фаена Владиславу Доронину. А получается теперь так, что гранд-отель в трех сотнях метров от въезда в Кремль будут держать восточные люди. «Восточный сервис отличается от европейского, даже если они формально на одном уровне, – спокойно объясняет Павел. – Я жил в отелях Mandarin Oriental и всегда удивлялся какой-то искренности, открытости. Плюс, я думаю, дело еще в том, что я восточный человек, мне все восточное более близко».
Сосед тишайший – британский посол. За стенкой, Кремлевской, правда, есть еще один.
Павел Тё родился в Ташкенте, куда его родителей-корейцев сослали при Сталине – после того, как репрессировали деда по отцу, писателя и поэта Чо Мен Хи. Тот в начале XX века создавал в Сеуле современную корейскую литературу, организовывал Корейскую федерацию пролетарского искусства, был гоним, бежал в СССР, стал членом Союза писателей, удостоился от Александра Фадеева именования «корейский Маяковский», был расстрелян в 1938-м по обвинению в шпионаже в пользу Японии и посмертно реабилитирован. «Недавно ему присвоили звезду героя Кореи, – рассказывает Павел. – Дедушку там проходят в школах, у него музей в Сеуле, я принимал участие в его строительстве. Я изучал документы по его делу и знаю, почему его расстреляли на самом деле. Обычная история для того времени: человек, который завидовал тому, кто добился большего, написал донос. Тогда многих корейцев репрессировали: почему-то Сталин считал, что они – это потенциальные предатели в войне с Японией, хотя история вообще-то говорит об обратном».
Я, разумеется, прошу Павла прочесть что-нибудь из деда. Он улыбается: «Его стихи сложные для моего восприятия. А еще я не знаю корейского. Мне стыдно. Но родители всегда разговаривали дома на русском. На корейский они переходили только тогда, когда хотели что-нибудь от меня скрыть».
Дед Павла по матери руководил строительством в Ташкенте Большого театра имени Алишера Навои по проекту Щусева. «Он окончил Токийский университет, знал в совершенстве японский и во время войны и после нее работал с пленными японцами, которые строили театр, – рассказывает Тё. – Кстати, качество этой работы говорит само за себя: в первый раз театр начали ремонтировать только восемь лет назад».
Родители Павла тоже были строителями, гидроэнергетиками. «Свое будущее я видел только так: буду потомственным строителем, окончу институт. Другой жизни я себе не представлял. Я вообще искренне считал себя самым счастливым человеком на свете, потому что родился в Советском Союзе». Пока мама с папой колесили по великим стройкам коммунизма, а потом по братским соцстранам, Павел жил в Ташкенте с бабушкой. Когда вырос, стал ездить к дяде в Москву: тот преподавал в МГИМО и имел квартиру на Кутузовском, в здании гостиницы «Украина». «Одно крыло занимала гостиница, а второе крыло было отдано под квартиры, – рассказывает Павел. – Дядя с семьей постоянно улетал в какие-то командировки, отдавал мне ключи. Это было большое счастье – я жил на Кутузовском проспекте. Во дворе дома стояли «мерседесы», «БМВ». Это был другой мир. Ты вдруг понимаешь, что можно жить по-другому, можно жить лучше, чем тебе рисовали. Период получения диплома совпал в моей жизни с перестройкой (в 1985-м Павел окончил Ташкентский политехнический институт по специальности «тепловые электростанции». – Прим. «Татлера»). Все эти стереотипы о том, что «мы самые счастливые люди» и прочее, сломались за год. Мне больше совсем не хотелось становиться строителем-гидроэнергетиком. Я понимал, что вся жизнь кипит в Москве, и как смелый человек собрал чемодан и уехал».
«Теперь вы, наверное, благодетель диаспоры? – спрашиваю я. – Сколько вообще в Москве влиятельных корейцев? Я кроме вас знаю только Марину Ким из «Доброго утра», Дениса Пака из «Кофемании» и вашего друга Сергея Цоя (бывшего пресс-секретаря мэра Москвы, а ныне вице-президента «Роснефти» по материально-техническому обеспечению. – Прим. «Татлера»)».
«На Сергее моя корейская диаспора и заканчивается», – смеется Павел.
«Хотя вы же и в узбекской можете состоять, – с надеждой на татлеровские подробности произношу я. – А в ней Алишер Усманов, Патох Шодиев, Искандер Махмудов...»
«Я много знаю узбеков, которые работают здесь, но их все равно тянет туда, – отвечает восточный человек Павел Тё. – Остались корни, родственники, есть ментальная связь. У меня этого абсолютно нет. Всю свою сознательную жизнь я провел в Москве, родителей и всех родственников перевез. У меня ничего там не осталось».
Из Ташкента Павел уехал не один, а вместе со своим будущим партнером по Capital Group Эдуардом Берманом. «Понятно, что вдвоем лучше, чем одному, – смеется сейчас Тё. – У него были какие-то знакомые в Москве, у меня были какие-то знакомые в Москве. У него были какие-то деньги в кеше, у меня были какие-то. Мы вместе могли какую-нибудь более емкую сделку провести и держались вдвоем». На тот момент отец Павла дорос до должности замминистра энергетики Узбекской ССР, однако против светлого кооператорского будущего сына ничего не имел. Тё и Берман занимались тем, чем занималась вся страна. «Покупали в Москве компьютеры, шоколадки и спирт и везли в Среднюю Азию. Довольно успешно существовали в этот период». В какой-то момент коммерсанты начали покупать товары первой перестроечной необходимости у Владислава Доронина, который тоже занимался трейдингом, «имел шведский паспорт и так хорошо знал английский, даже по-русски говорил с акцентом».
Уже тогда у человека, который через четверть века обеспечит британского посла соседством с автомобильным спа, было отличное чувство юмора. Фирма уроженцев Ташкента Тё и Бермана называлась «Новые русские» («Да, в этом был какой-то сарказм», – хохочет Павел). Как положено новым русским, они быстро попали в «серьезную переделку». «Не хочу углубляться в эту историю, просто скажу: единственное, что мы смогли вытащить со сделки, – это ДК какого-то завода на Озерковской набережной. Весь наш капитал перетек в одно-единственное здание. Как сейчас помню: холодно, мороз двадцать пять градусов, мы с Эдуардом и Владиславом входим в это здание. Оно давно не использовалось, единственным плюсом были потолки высотой двадцать метров. И нам ничего другого в голову не пришло, как разделить эти двадцать метров на три этажа. Слава богу, в то время не было контролирующих органов в строительстве, мы по наитию сделали ремонт. Потом нашли клиента – IBM. Если оценивать здание, условно говоря, в сто рублей, то оборудования с сетями мы туда завели на две тысячи и продали его IBM. Мы поняли, что девелопмент – это очень выгодный бизнес, и начали развивать компанию». Остальное – история лужковской, а теперь и собянинской Москвы.
Спрашиваю Павла, все ли ему нравится из того, что за прошедшие годы случилось с городом, во многом благодаря и ему тоже. Capital Group надо сказать спасибо за башни «Око» и «Город столиц» в Сити. За жилой комплекс «Медный 3.14», новейшую архитектурную доминанту тишайшей Донской слободы. За «Легенду Цветного», которую жители Трубной любят уже за то, что снесли ненавистный совсем уж всем Дом политпросвещения. «Я считаю, что архитектура каждого времени должна отражать именно это время и что я, мы, все наше поколение должны оставить после себя именно то, что будет отражать нашу эпоху, – говорит Тё. – Порой меня заставляют что-то строить из другого времени – сталинской эпохи или XVIII века. Я сейчас не о реставрациях, это другая история. Если здание не памятник и оно в таком состоянии, что его надо сносить, его надо сносить. Мне, например, больно возводить новодел с окнами-бойницами, как раньше строили. Сейчас-то мы понимаем, на какой широте живем, понимаем, что у нас не хватает света, и окна надо делать другие, архитектуру нужно делать другую».
Фирма уроженцев Ташкента Тё и Бермана называлась «новые русские».
Отчего тогда для создания проекта The Residences at Mandarin Oriental был выбран Сергей Скуратов, на кульмане которого в двухтысячные была зачатана и рождена половина «золотой мили». Capital Group с ним никогда не работала – стоило ли начинать? «Я наблюдал за проектами Скуратова и считаю, что среди русских архитекторов он самый передовой, – комментирует Тё. – Но мы провели международный конкурс, из тридцати бюро отобрали пять или шесть, были испанские архитекторы, французские. Независимое жюри остановилось именно на проекте Скуратова. Я думаю, он выиграл в том числе потому, что смог совместить комфортность и все современные тенденции с требованиями к этому месту и окружающей его истории. Любой проект, даже суперуникальный, должен вживаться в место. Вот мой партнер Доронин Владислав построил себе дом в Барвихе. Делала его Заха Хадид. Суперкрасивый проект, и был бы вообще уникальным, если бы Владислав построил его где-нибудь на берегу озера Онтарио, где леса, полотно ледяное и никого в округе нет. А когда эта башня стоит в барвихинском окружении, это смотрится как-то нелепо».
Тут самое время перейти к проекту Capital Group на территории бывшего Бадаевского пивзавода. Там собираются построить жилой комплекс высотой семьдесят пять метров на тридцатипятиметровых опорах, прямо за историческим заводом. Проект разработали в швейцарском бюро Herzog & de Meuron, где специализируются на вписывании экспериментального минимализма в исторический ландшафт. Херцог и де Мёрон создали здание Tate Modern, филармонию в порту Гамбурга, бутик Prada в Токио. Однако на набережной Тараса Шевченко их рейсфедер нашел на камень защитников московского архитектурного наследия. Общественность убеждена: старинные постройки все равно снесут, а дом-паук испортит вид на Белый дом, Кутузовский, Сити. И даже панорама из окон гостиницы «Украина» изменится, а ведь там Павел Тё увидел и полюбил Москву. Не жаль ли ему хотя бы своих собственных воспоминаний?
«Во-первых, я считаю, что на сегодняшний день архитектурное бюро Herzog & de Meuron – это номер один в мире, – говорит Павел. – Все их проекты становятся достопримечательностями. Это архитектурное бюро вообще в каких- либо лишних клиентах не нуждается. Оно берет только проекты в знаковых местах и очень щепетильно относится к выбору партнеров».
«То есть если станет достопримечательностью, то можно немножко испортить вид...» – делаю я далеко идущий вывод.
«Возьмем программы новостей, – не поддается Павел. – В их заставках, когда хотят показать Нью-Йорк, Лондон или Москву, показывают самые примечательные места в этих городах. Что показывают в новостях про Москву?»
«Кремль!» – с гордостью за итальянских архитекторов отвечаю я.
«Я думаю, чаще показывают Сити, а потом уже Кремль, – улыбается Павел. – Все заставки, которые я в последнее время вижу про Москву, – это Сити. Сейчас уже никто не спорит, что это достопримечательность Москвы, ее визитная карточка. Но для этого понадобилось много времени – «Город столиц» мы закончили строить в 2007-м. Правда, в наше время, я думаю, пяти лет будет достаточно, чтобы общество приняло новое здание и начало считать его достопримечательностью».
Мы встречаемся с Павлом в его офисе на первом этаже «Легенды Цветного». Заслуженный строитель Москвы одет как юный квартирант съемной квартиры на Патриарших, в пудрового оттенка спортивный костюм-двойку и короткие угги: спустился из дома в чем был после завтрака. В «Легенде Цветного» Павел живет с женой, хозяйкой модного магазина КМ20 и богиней ЗОЖа Ольгой Карпуть и тремя их детьми. Вообще же детей у Павла шесть. Старший сын, двадцативосьмилетний Герман окончил Лондонскую школу экономики. «Я не скрываю: здесь я мог рекомендовать его серьезным финансовым организациям, моим хорошим знакомым, и они бы его с удовольствием взяли, он мог бы работать в Лондоне, в Сингапуре, в Гонконге, – рассказывает отец. – Говорил ему: «Герман, давай хотя бы два-три года поработай за границей, чтобы у тебя был этот опыт». Но он проявил твердость и сказал: «Нет, папа, я не хочу работать за границей, я все равно посвящу всю свою жизнь России и буду работать в Москве». Теперь Герман «с удовольствием» работает в папиной компании менеджером: отвечает за тендерный отдел, подбор подрядчиков. «Я его не так часто вижу. У меня круг общения в компании – десять человек, и он в них не входит. Но я знаю, чем он занимается, и спрос с него даже больше, чем с обычного менеджера. Я ему поручал решать довольно серьезные вопросы, он самостоятельно принимал решения и с задачами справлялся. Я им горд».
Пятнадцатилетняя дочь Лиза – «не по годам целеустремленный человек». Папа удивляется тому, что ее вообще не надо контролировать. «Я себя вспоминаю, как я учился. Пока мне пинков не надают, я тетрадку не мог открыть. А она сама делает уроки. У нее музыка, спорт, и ко всему она относится серьезно. Мало того, во всем хочет быть лидером. Я считаю, это классная история – когда человек во всем стремится быть первым и его при этом не надо заставлять делать дело».
Двенадцатилетний Рома «тоже лидер». «В любой компании, в которую он попадает, даже если дети друг друга не знают, через пять минут он уже лидер». Конек Сони, которой тоже двенадцать, – чувство моды: в инстаграме @sonyate_4real подписчики активно ставят лайки пуховикам MISBHV+KM20 и сумкам Medea. Еще Соне легко даются точные науки. Она учится в 57-й школе в Малом Знаменском (Павел говорит, что «не прилагал никаких усилий, она сама туда поступила») и ходит в математический кружок 179-й школы. При этом занимается балетом, верховой ездой и китайским, отчего папе становится «иногда жалко современных детей, но сейчас динамика времени другая и подготовка людей должна быть другая».
«Оля зашла – и это была сказка! Красивее женщины я в своей жизни не видел».
Четырехлетний Паша «совсем маленький». Ну а восьмилетняя Саша учится во втором классе «Хорошколы», «очень добрая и прилежная». «Я ни разу не слышал, чтобы ее мама ругала, – говорит Павел. – Человек даже в таком маленьком возрасте не дает ни одного повода. Сложность быть многодетным отцом только в одном: ты должен уделить время каждому ребенку, показать, как он важен для тебя. В этом смысле я не самый лучший папа».
Отдыхает девелопер у кухонной плиты. «Это мой способ абстрагироваться от бизнес-процессов, – говорит Павел. – Когда мы путешествуем, то стараемся побывать в самых лучших ресторанах. И если мне ресторан понравился, я стремлюсь познакомиться с шефом. У них всегда бывают каникулы, и на это время я приглашаю их к себе в офис. Тут есть профессиональная кухня. Шеф приезжает ко мне на неделю и готовит для меня, моих друзей, дает мне мастер-классы».
Трижды в неделю по два часа Тё занимается йогой плюс отдельно – фитнесом.
«Мне пятьдесят шесть лет, – объясняет он. – Чем ты старше, тем больше должен заниматься своим здоровьем».
«Это вам Ольга внушила? – спрашиваю я. – Вы, наверное, и спирулину едите, да?»
«Я человек, которому не чуждо ничто новое, – смеется Павел. – Даже если мне это не очень нравится, я понимаю, что нужно набраться терпения. Когда ты привык с детства есть салат оливье и борщи с мясом, для того чтобы адаптироваться, нужно время».
Тё и Карпуть познакомились еще в те далекие времена, когда завтракать в Москве было принято в кафе Correas. «Это было в каком-то бизнес-центре, довольно раннее время. В кафе никого не было, у меня там была деловая встреча, и тут заходит Оля. Это была сказка! Я всегда ей говорю, что красивее женщины я в своей жизни не видел».
Интересуюсь у Павла, когда у них случился первый кейл.
«Не знаю, обрадуется Ольга этому или нет, но я помню наши ужины в то время, и ей нравился далеко не кейл. Так что, я думаю, это и для нее эволюция. Если вернуться к строительству: город меняется – почему не должно меняться твое меню? Ты живешь в Москве, в которой есть Сити, Херцог. Как в этой Москве можно есть оливье?»
